Месть валькирий - Страница 16

Гомункул усмехнулся. Во всяком случае, это можно было истолковать так, ибо трещина его рта пошла вниз.

– Ты солгал, повелитель, – сказал он.

– Солгал? – возвысил голос Багров.

– Ты сказал: мы видели буквы. Ты не видел их. Тот, кто писал их, писал их не для тебя. От тебя лично, юный волхв, он ничего не хочет, – отвечал костяной человек.

Он стал как будто меньше ростом. Ирка увидела, что колени его осыпаются, обращаясь в костяной прах. Время истекало. С разрешением или без него гомункул все же уходил в свое блаженное ничто. Существо чувствовало это и нарочно шевелилось, спеша рассыпаться быстрее.

– Кто он? Чего хочет? Торопись, или я вновь воссоздам тебя, не дав тебе уйти, – пригрозил Багров.

Ирке показалось, что гомункул испугался.

– Только не это! Я не хочу рождаться вновь... Это так больно и так бесполезно. «Рокос» писался для той, кто молчит и боится меня. Для глупой молодой валькирии, которая думает, что мне мало ее голоса, чтобы знать всё! – прошамкал костяной человек.

– Кто он, написавший «рокос»? Враг, друг?

– Враг.

– Чего он желает от валькирии?

– Ее смерти. Тому, кто написал «рокос», нужен архей валькирии.

– Арх... что? – изумилась Ирка, языком выталкивая салфетку.

Прежде она слышала лишь об эйдосе. На этот раз Багров даже минимально не стал церемониться и щелчком пальцев заморозил Ирке язык.

– Где искать врага, чтобы найти его первым? – быстро спросил он.

– Найти врага первым невозможно. Она сама найдет валькирию, когда... – прошуршало существо.

Фраза так никогда и не была закончена. Гомункул рассыпался. Лишь серая кучка праха лежала на скатерти. Багров поднял перстень, чтобы вновь оживить ее, но искры погасали, едва коснувшись пепла.

– Ну вот, не получается... Загробный мир считает, что дал нам все ответы... И зачем надо было дважды влезать в разговор? Еще немного – и он рассказал бы нам все! Ну зачем ты влезла, скажи, зачем? – хмурясь, сказал Багров.

Ирка умоляюще замычала.

– Что, звук не работает? А по мне так даже лучше. Женщины с отключаемой речью – венец генной инженерии, – сказал Багров, однако речь ей великодушно вернул. – Так и быть: можешь конвертировать золото молчания в серебро слов. Какой у нас нынче курс? Одно «м-му» на три вяка? – поинтересовался он.

Ирка бросила в него хлебом. Она была сердита как пчела, получившая в глаз от осы из-за всяких шмелиных дел. Хлеб отскочил и, упав в костяную муку, мгновенно покрылся могильной зеленью. Ирка вскрикнула. Услышав ее крик, прах превратился в змейку, которая быстро поползла по складкам скатерти к валькирии. Багров спокойно поймал змейку, встряхнул ее – и вот уже на столе ничего нет, кроме знакомых куриных костей.

– Мерзость какая! – с трудом выговорила Ирка.

– Ты испугалась. Простейшая реакция на страх, – пояснил Багров.

– Я не о змее. О вызове гомункула! Матвей удивился.

– В самом деле? Рядовая некромагия. Отнюдь не самый страшный ее ритуал. Но все равно сожалею, что ты это видела. Если бы не ограничения, я сделал бы это без тебя.

– Какие ограничения?

– Мы должны были сотворить гомункула как можно скорее, пока твои впечатления еще свежи, возможности костяных людей не безграничны. Зато теперь мы знаем, что у тебя есть враг. Он...

– Она... Это была она... В последней фразе гомонкул называл ее именно так... Багров не спорил.

– Возможно, и так, – сказал он.

– Что такое архей? – спросила Ирка.

– Слово со множеством значений. У масонов архей – нематериальное тело, которое мы создаем своими хорошими и не очень делами. Кроме того, еще есть архей – духи жизни. Есть архей – жизненная сила. Подозреваю, той, кто написала «рокос», архей нужен в этом последнем смысле.

– Зачем?

– Ты никогда не замечала, как стремительно перемещаются маленькие дети? С каким бесконечным транжирством они расходуют энергию? Глазами не уследишь. А вот дряхлый старик. Сидит на скамейке, греется на солнце, и жизнь в нем едва тлеет. И если посмотреть ему в глаза – там нет даже мысли. Одно спокойное ожидание, когда нужно будет собираться в дорогу, – заметил Багров.

Он просыпал на стол соль и задумчиво чертил по ней длинным ногтем мизинца какие-то знаки.

– Обычная история. Старость. Тело обветшало, – сказала Ирка.

– Понятно, что обветшало. Ни один хлам не служит вечно. Но тут другое. У упомянутого старика иссяк архей. Археи, духи жизни, что метались прежде в крови, горяча ее, больше не делают этого.

– Знаю. Эдя говорил как-то, что люди не умирают. В них просто садятся батарейки, – вспомнила Ирка.

Отчасти подражая Багрову, она тоже просыпала соль и стала водить по ней ногтем. Не то чтобы рисовала руны, а так, без особого смысла.

Матвей быстро вскинул голову.

– Что за Эдя? – спросил он с внезапным любопытством.

– Дядя Мефодия.

Багров вытянул губы трубочкой и недоверчиво присвистнул. Он умел это делать так, что даже и без всяких слов собеседник ощущал себя ниже любого фундамента.

– Это точно говорил Эдя? Не маг-фальсификатор Заратустра? – быстро уточнил он.

– Именно Эдя.

– Этот Эдя не дурак. Совсем не дурак. Не знай я, что он лопухоид, я заподозрил бы, что ему знакомы кое-какие откровения, – кивнул Багров.

Взгляд его скользнул по столу и внезапно остановился на том, что чертила на соли Ирка.

– Что ты делаешь? – спросил он резко.

– Я? Ничего. А что?

– Посмотри, что ты написала!

– Где? Я вообще ничего не писала!

– Да?! Это еще интереснее, потому что что-то определенно написано.

Ирка уставилась на соль и нервно отдернула мизинец.