Еще лучше она держала дистанцию. При том даже, что техника у нее была несколько прямолинейна. В ней не было коварного, вкрадчивого кружения, как у Багрова или Хоорса, которые ухитрялись быть сразу везде. Убаюкивали медленными, почти гипнотическими движениями, а затем вдруг взрывались мгновенной яростной вспышкой. Нет, юная валькирия сражалась великодушно, без той деловитой, возможно, врожденной подлости, которая нередко выскакивает во время боя. Она даже не воспользовалась ошибкой Мефодия, когда он, увлекшись атакой, на миг потерял равновесие. Короткий укол копья, и с ним тотчас было бы покончено.
«Странно... Щадит она меня, что ли?» – с гневом подумал Меф.
Он не любил оставаться в долгу, и, когда, отступив на шаг, валькирия спиной налетела на дерево, он не нанес ей удара, когда она инстинктивно подалась навстречу его мечу. Клинок в руке Мефодия, рванувшийся было вперед, чтобы поразить валькирию в не защищенную нагрудником шею, оскорблено звякнул. Бывший меч Древнира был крайне недоволен мягкостью своего хозяина. Раздражение меча отчасти передалось и держащей его руке.
«Битва начинает превращаться в фарс! Она щадит меня, я – ее», – подумал Меф и, прыгнув, нанес резкий удар, стремясь подрубить древко копья валькирии. Мефодий сблизился так быстро, что Ирка не успела разорвать дистанцию. Теперь у нее оставалось лишь два выхода – либо направить копье Буслаеву в грудь, либо отвести его в сторону. Первого она сделать не могла и потому сделала второе. Все произошло мгновенно. Удар меча Древнира, выкованного для добра, но изменившего свету, пришелся не по древку, а по наконечнику. Два старых врага встретились: меч-изменник и копье, звонкое, как струна праведности. И меч, увы, оказался сильнее. Не перерубив наконечника, он все же выбил копье из рук Ирки.
Копье еще падало, а Мефодий уже схватил юную валькирию за нагрудник и прижал ее спиной к дереву. Меч в его руке дрожал в жадном нетерпении, мечтая поскорее вонзиться в добычу. Ирка видела, что Буслаеву стоит немалых усилий сдержать его порыв. Заметив, что лезвие начинает изгибаться, как хлыст, он усилием воли приказал мечу успокоиться. Меч неохотно подчинился, однако окончательно Меф ему не доверял и отвел руку так далеко, как только мог.
– Что ты знаешь об Ирке и Дафне?! Говори, живо! – сказал Меф и, тяжело дыша, подтянул к себе валькирию за нагрудник. Ирка схватила его обеими руками за запястье, чтобы помешать разгневанному Мефу трясти ее.
– А, ты так?.. Хорошо, Даф ты не трогала! Пусть это сделала другая. Но где Ирка? Что ты сделала с бедной калекой? – крикнул Меф, задыхаясь.
Печальная улыбка коснулась губ валькирии.
– С бедной калекой? Так для тебя она была бедная калека? И только? – быстро спросила она. Отчего-то Меф смутился.
– Вот и нет! – сказал он. – Ирка была моим другом, хотя, возможно, я и скверно вел себя в последний год. Зачем ты выкрала ее? Чтобы заставить нелепый призрак шпионить за мной, если я там появлюсь?
Валькирия горько кивнула.
– Точно. Твои выводы, как всегда, безошибочны! – сказала она с насмешкой.
– Как всегда? – недоумевая, переспросил Меф. – Какое еще «всегда»? Отвечай, что ты сделала с Иркой, пока я силой не вытряс из тебя признание!
– Я с ней такое сделала, ты и не поверишь! – сказала валькирия все с той же неопределенной улыбкой, которая вывела Буслаева из себя.
– Что? Отвечай, что? – Меф вновь принялся трясти ее, ударяя спиной о дерево.
Чтобы сохранить достоинство в такой нелепой, изначально проигрышной ситуации, когда можно было говорить все, кроме правды, требовались немалые внутренние силы. Даже в этом положении Ирка была далеко не беззащитна. Она могла направить копье взглядом, как сделала это в схватке с Йо-рой, и пронзить Мефа прежде, чем он поймет, что произошло. Однако понимала, что никогда не сделает этого. Ирка твердо решила, что, если потребуется, она падет от его руки.
В битве сильнейших, редко побеждает великодушный. Но вне зависимости от этого, великодушный побеждает. Сложнее выбраться из петли уныния. Но Ирке, к счастью, петля эта была незнакома. Даже в те моменты, когда она ненавидела свои мертвые ноги, искра надежды – и искра яркая! – всегда теплилась. Сейчас же Ирка была охвачена золотистым сиянием правоты. Она и умирать собиралась так же отважно, как и жила.
– Прекрати трясти меня и орать! Лучше убей сразу! Все равно я ничего тебе не скажу! – сказала она устало.
Меф остановился. Он вновь смутно ощутил себя одураченным. То, что происходило, определенно не укладывалось ни в один из сценариев. Обезоруженная валькирия спокойно смотрела ему в лицо. Она совершенно не выглядела напуганной. Скорее в глазах ее была грусть. Мефу захотелось провести ладонью по лицу, словно снимая паутину. Нет, лучше не смотреть ей в глаза. Вдруг валькирии как сирены? Те завораживают голосом, а эти взглядом?
– Хорошо, валькирия. Я отпущу тебя, если ты поклянешься мне кое в чем, – сказал он с усилием.
– В чем же?
– Что достанешь щепку и наконечник копья, которым ранили Даф... Твое копье я возьму с собой. На всякий случай, если ты солгала и рана была нанесена именно им.
– Ты так любишь Даф? – не выдержав, спросила Ирка.
Мефодий нахмурился.
– А вот это уже не твое дело. И еще в одном ты забыла поклясться. В том, что ты немедленно вернешь Ирку.
– Бедную калеку, с которой ты великодушно дружил? – горько уточнила валькирия.
– Не важно, калеку или не калеку! – вспылил Меф, угрожающе поднимая меч. – Ну же! Клянешься или...
Глядя на пляшущий в нетерпении клинок, Ирка собралась решительно произнести «нет», и будь что будет, как вдруг откуда-то сверху послышался вопль: