– Какую?
– Имея в себе хотя бы малую часть валькирии, новые ведьмы сделаются непобедимыми. Неуязвимые для оружия валькирий, они сметут их ряды... Когда наследник мрака убьет валькирию, они дадут мне сигнал. А теперь молчи! И дыши, дыши глубже! Согревай семя мрака пульсациями своей крови! Не вздумай сейчас умереть, или оно замерзнет! – Зуймурзунг с тревогой посмотрела на Эдю и, шагнув к нему, заботливо коснулась рукой его шеи. Эдя ощутил себя гусем, которого, подвесив, насильно закармливают орехами, чтобы он сделался пожирнее.
– Ага, боишься! Тебе нужно, чтобы я жил! А я вот возьму и умру! Уже умираю, вот! Ты мне руки перетянула! – пригрозил Эдя.
– От этого не умирают. И едва ли руки тебе будут нужны.
– Тогда я убью себя!
Зуймурзунг заинтересовалась.
– В самом деле? И как ты это сделаешь?
– Перестану дышать.
– Максимум – потеряешь сознание, а затем снова будешь дышать как миленький. Проверенно!
– Тогда... э-э-х... откушу себе язык, как пленный японец!
– Хорошая мысль. Жаль, ты не сделал этого раньше.
– Мне не пришлось бы выслушивать столько чуши, – брезгливо ответила ведьма.
Она сделала быстрое движение рукой, и кухонный нож, просвистев, глубоко вошел в спинку кресла рядом с кроватью Эди. Хаврон посмотрел на его ручку и подумал, что наверняка ужасно грустно быть убитым тем самым ножом, которым до того многократно резал колбасу. Он попытался было откусить себе язык, но при первых же признаках боли передумал.
– Слушай, а если наследник мрака или как ты там его назвала – не убьет валькирию? Тогда меня оставят в живых, да? – спросил Хаврон, просчитывая варианты.
Зуймурзунг удивлению уставилась на него.
– С чего ты решил? Если валькирию не убьет он, это сделают другие, – прошипела она.
– Другие? – забеспокоился Хаврон. – Это, какие такие другие?
– Желающие всегда найдутся! – заверила его Зуймурзунг и, спохватившись, что и так сказала слишком много, замолчала.
Классическую трагедию невозможно представить без единства места и действия.
Учебник литературы
Это был небольшой городской парк, вокруг которого смыкались стены домов. Вдоль ограды выстроились неотвратимые щиты, сообщавшие, что на территории запрещается мусорить, разводить костры, ставить палатки, ломать деревья, радоваться жизни и распивать нетрезвые напитки. При некоторой настойчивости на щитах можно было обнаружить и другие подсказки, чем можно в принципе заняться.
– Про отстрел крокодилов здесь ничего не сказано! Значит, отстреливать крокодилов тут можно, – буркнул Меф, по привычке скользя взглядом по ближайшему щиту.
Упорная сила влекла Мефа в этот ничем не примечательный парк. Он остановился там, где у входа дорожки ветвились надвое, а затем, как пальцы на руке, расходились тонкими асфальтовыми тропинками. Куда бежать дальше, он точно не знал, но ощущал, что валькирия совсем близко. Меч в ножнах разогрелся. Спиной он ощущал тугую полоску жара, которая шла наискось от левого плеча к правому бедру.
Парк был странно пустынен в этот далеко не поздний час. И хотя окружающие улицы кипели жизнью, здесь не было никого и ничего: ни собачников, ни мам с колясками, ни медленно прогуливающихся стариков, ни пестрых и шумливых студенческих компаний. Точно магический круг, незримо очерченный по границе, гнал отсюда всех непосвященных.
То, что такая преграда действительно существовала, Меф ощутил, когда сделал первый шаг по дорожке. Упругая, властная сила толкнула его в грудь. Он испытал мгновенный страх. Тот неизвестного происхождения ужас, который заставляет целые толпы людей бежать в слепой панике, спасаясь от вымышленной опасности, – и тем вернее приближаться к опасности реальной, но незримой. Догадываясь, что все это действие магии, Меф закрыл глаза и, противясь, сделал шаг вперед. Всего лишь шаг. И тотчас, опознав его, магия отхлынула. Неведомая сила пронеслась дальше, деятельно охраняя круг.
Меч продолжал раскаляться. Если бы не ножны, едва ли Меф вообще смог бы вынести прикосновение клинка к коже. Да, валькирия была близко, но где искать ее – Буслаев по-прежнему не знал.
Пытаясь обрести подсказку, Меф повернулся лицом к ветру. Ветер нес сложную смесь запахов. Здесь был и душный запах бензина, который Буслаев, как истинный городской житель, с детства любил, и влажные испарения сырой земли, и дразнящий дух тополиных почек, которые вскоре клейкой массой будут падать на волосы... И ничего, совсем ничего такого, что могло бы подсказать Мефу, где валькирия.
Зато ее присутствие ощущалось повсюду. Из-за каждого дерева неуловимой молнией могло вылететь разящее копье. Не дожидаясь, пока это произойдет, Меф наискось побежал сквозь парк. Он несся между деревьями, избегая дорожек, где его можно было увидеть издали. Вскоре деревья раздвинулись, и он увидел овальный пруд, к которому сходились парковые дорожки. Пруд окружали скамейки, густо обсаженные красно лиственным барбарисом.
В центре пруда помещался декоративный терем для водоплавающих птиц. С ним рядом, изогнув шею, с горделивой грацией шахматного коня, плавал ослепительной белизны лебедь. Когда Меф показался у воды, лебедь повернул голову, посмотрел на него и, вытянув шею, издал неясный не то шипящий, не то клекочущий звук. В звуке этом было что-то негодующее, похожее на вызов.
«Не задирайся! Летел бы ты отсюда!» – устало сказал ему Меф.
Внезапно он ощутил в ладони нечто постороннее. Ага, темный пузырек с узким горлышком. Предсмертный подарок полуночной ведьмы – мерзкой шипящей старухи. Как он оказался в руке? Меф не помнил, чтобы он доставал его... Или это один из тех артефактов, что отвлекают сознание посторонними мыслями, в то время как сами вкрадчиво диктуют телу свою волю?